Семантический разбор первого псалма с опорой на лексическое значение глаголов «ходить», «стоять», «сидеть» в первоисточнике (иврите) и при их передаче на русский язык в Синодальном переводе. Статья выдающегося филолога Сергея Сергеевича Аверинцева приводится с сокращением примечаний и с некоторыми пояснениями под иллюстрациями. Статья для удобства разбита на смысловые блоки с поясняющими заголовками.

Сергей Сергеевич Аверинцев — действительный член РАН (с 22 мая 2003) по Отделению историко-филологических наук (Секция языка и литературы), русский филолог, крупный специалист в области изучения истории античной и средневековой литературы, поэтики, философии и культуры, русской и европейской литературы и философии культуры XIX–XX вв., председатель Российского библейского общества (с 1990), международного Мандельштамовского общества (с 1991), президент Ассоциации культурологов, член Папской академии общественных наук.

Уровни прочтения текста

Жанровое своеобразие Книги Псалмов

Как единодушно отмечают комментаторы, и старые, и новейшие, первый псалом — это вступление ко всей Псалтири в целом. Среди других псалмов ему принадлежит особое место. По-еврейски Книга Псалмов называется, как называлась уже во времена Кумранской общины, Книгой Хвалений (sēfer tehillīm); но ведь псалом 1 — если и «хваление», славословие Богу, то лишь косвенно, не в узком и строгом смысле. Другое, может быть, ещё более древнее наименование Книги Псалмов, сохранённое в Иерусалимском Талмуде (YerBer 4, 3, 7b-8а; YerŠab 16, 1, 15с; YerTaa 2, 2, 65с) и отразившееся в родственной языковой традиции сирийских христиан, — Книга Песнопений (sēfer mizmōrōt, сир. ktaba d-mazmūrē); но согласимся, что псалом 1 не назовёшь без оговорок и «песнопением», что его облик мало типичен для богослужебно-гимнографического жанра. Скажем шире, этот псалом — не совсем молитва; то есть не один из тех громогласных, страдальчески-просительных или благодарно-ликующих воплей к Богу, из каковых состоит большая часть Псалтири. Назначение Псалма 1 — другое. Он предпослан всем последующим псалмам, как произносимой молитве предпосылается размышление в тишине. Можно вспомнить еврейские предания о великих древних молитвенниках, которые не дерзали приступить ни к вечерним, ни к утренним, ни к дневным молитвам, не приготовив себя длящейся по целому часу безмолвной медитацией.

Это же самое можно высказать и чуть иначе. Тема других псалмов — жизнь человека перед лицом Бога. Не только радости и огорчения, победы и скорби (или как в Пс. 50/51, вина и раскаяние) составляют ткань этой жизни. В ткань эту, в ткань молитвы, могут по-своему вплетаться и размышления. Молитвенный контекст их выражен через прямые обращения к Богу:

• «Что есть человек, что Ты помнишь его?» (Пс. 8:5, ср. 143/144:3);
• «Господи! кто может пребывать в жилище Твоём? кто может обитать на святой горе Твоей?» (Пс. 14/15:1);
• «Кто усмотрит погрешности свои? От тайных моих очисти меня» (Пс. 18/19:13).

Все вообще так называемые жизненные вопросы в таком контексте — вопросы человека, живущего жизнью перед Богом, к своему Богу. Равным образом поучения, время от времени встречающиеся в Книге Псалмов, обращены к людям от лица этого человека, а в конечном счёте — от лица Бога, включены в контекст длящейся беседы их двоих; таковы, например, Пс. 52/53 и 77/78. Но тема псалма 1 — сам такой человек. В псалме 1 описывается «блаженство», коренящееся в радостном и охотном, великодушно-добровольном соединении воли такого человека с законом и наставлением Бога; блаженство, осуществляющееся в неторопливом возрастании, подобном возрастанию насыщенного влагой зеленеющего дерева, и увенчивающееся живым общением с Богом. Именно потому и в псалме 1 нет внешних примет диалога между Богом и человеком, что он как раз в этот диалог и вводит. Псалом 1 — это введение в блаженный диалог между праведником и Богом.

Однако прежде чем речь дойдёт до позитивного раскрытия «блаженства» праведника, всем утверждениям предпосланы три отрицания. На самом пороге того словесного аналога Скинии или Храма, какой представляет собою Книга Псалмов, отсекаются три возможности зла. Носителю православной традиции трудно не вспомнить троекратное отречение от диавола и всех дел его, приготовляющее крещаемого к Таинству Крещения.

Вдумываемся в смыслы глаголов

Разбор глаголов «ходить», «стоять», «сидеть»

Первый псалом по так называемому Синодальному переводу:

Блажен муж, который не ходит
на совет нечестивых
и не стоит на пути грешных,
и не сидит в собрании развратителей.

Читатель, не знающий языка подлинника, может, в общем, принять этот перевод как исходную точку для размышлении; дополнительные сведения о нюансах лексики подлинника уточняют и углубляют предлагаемый им смысл, но не отменяют его.

Добросовестности ради упомянем радикальный пересмотр значения слов «стоит на пути», предложенный католическим библеистом и угаритологом М. Дахудом, чей комментарий к псалмам известен обилием интересных, но чрезмерно рискованных гипотез: основываясь на том, что угаритское слово drkt означает «престол», «власть», «господство», из чего, по его мнению, само собой вытекает значение «собрания»(?), он предлагал понимать сходное по звуковому облику библейское derek не как «путь», а как синоним упоминаемых в разбираемом нами стихе «совета» и «собрания». Этот домысел находится в самом решительном несогласии не только с единодушным суждением традиционной экзегезы, как христианско-святоотеческой, так и еврейской, всегда исходившей из особого значения образа пути в этом месте; не только с контекстами, внутри которых появляется слово derek в других местах Ветхого Завета (например. Втор. 30:16, Иер. 21:8); не только с Септуагинтой, всегда передающем это слово как ὁδός (путь), но и с целым рядом древних ближневосточных параллелей (в эпосе о Гильгамеше, в египетской гимнографии и т.п.). В конце концом, образ пути принадлежит к разряду фундаментальных общечеловеческих символов, какие Карл Густав Юнг называл архетипами. Не приходится поэтому удивляться, что позиция М. Дахуда встретила убедительную критику. Тем спокойнее можем мы оставаться при традиционном понимании.

Итак, перед нами три отрицания: «не ходит» — «не стоит» — «не сидит». Присмотримся к ним пристальнее.

Глагол с основой hlk [hалах] переведённый как «ходить», имеет в библейском языке исключительно широкое значение. В буквальном смысле он означает действие совершения пути, направленного движения: человек идёт, зверь бежит, змея ползёт, вода течёт, корабль плывёт и т. п. — все эти роды движения передаются тем же глаголом. В расширительном смысле он выражает идею волевого усилия, деятельной инициативы. С этим связано его употребление при других глаголах в повелительной форме в качестве усиливающего приглашения, призыва, побуждения к действию (наподобие того, как в разговорном, отнюдь не «библейском» русском языке употребляется императив «давай!» / «давайте!», или как в обиходе более литературном, в слоге более высоком можно добавить к повелительной форме эмфатическое «же»). Наконец, глагол употребляется для обозначения всей суммы поведения человека, прежде всего поведения религиозного, обрядового и нравственного: «Кто ходит в правде» (Ис. 33:15); «Тот, кто ходит непорочно и делает правду» (Пс. 11/15:2). От этого глагола образован, между прочим, иудаистический термин «га-лаха», означающий свод правил правоверного еврея. Как мы видим, диапазон лексических значении слова весьма широк, но во всех случаях инвариантом остаётся смысловой момент динамики, движения.

И здесь мы ощущаем явственный контраст с двумя другими глаголами трёхчленной формулы. Глагол с основой Imd [йамад] означает «стоять», также «становится, вставать, оставаться», лексикон Келера даст даже значение «переставать двигаться, останавливаться». Наконец, глагол с основой jšb [йашав] означает «садиться, сидеть», но также и «постоянно селиться, постоянно пребывать» (т.е. «быть, становиться оседлым»). Он делит с предыдущим глаголом значение «оставаться».

«Ходить» — «стоять» — «сидеть».
Первый глагол даёт образ движения, устремления воли, но в то же время нестабильности, а потому неокончательности.
Второй глагол (стоять) — переход к стабильности.
Третий глагол (сидеть) добавляет к стабильности — успокоение. Сидеть — всё равно, что лежать.

А теперь приглядимся к контексту, в котором вводится каждый из глаголов. Существительное 'ēdā (cs. 'odot), как и русское «совет», может означать и совет-внушение, и совет-собрание; кроме того, опять-таки наравне с русским словом (хотя бы только в старинном или специфически церковном слоге), оно порой означает «намерение», «план», «умысел», даже что-то вроде заговора. А потому смысл сочетания слов в подлиннике (букв, «ходить в совете») обнимает не противоречащие друг другу, а скорее дополняющие друг друга смысловые возможности: «действовать по совету-внушению», «посещать совет-собрание», наконец, «вступать в совет-сговор». Во всех этих возможностях общим знаменателем являемся тема непродолжительного контакта — с кем? Существительное rešā'īm [решайм], передаваемое в Синодальном переводе с ориентацией на греческую лексику Септуагинты как «нечестивые» — одно из главных библейских обозначений носителей вины, греха, преступления. Специфический для него смысловой момент, отмечаемый на основе анализа контекстов некоторыми комментаторами, — враждебность Богу и Его народу.

① Итак, первая ступень зла — великая духовная неразборчивость. Кто находится на ней — нарушает верность Богу, без различения якшаясь с Его врагами, ища себе места на их собрании, принимая их мысли, их волю, их умысел как ориентир для своего действия. Это уже худо. Но поскольку речь идёт ещё о «хождении», ситуация ещё не совсем устойчива, не совсем стабильна. Окончательный выбор ещё не сделан.

Увы, очень скоро выбор приходится сделать: «встать на путь». Но чей это путь? В существительном hattā'īm [хатайм|, ещё одном из более или менее синонимических обозначений грешников, важен смысловой момент «огреха» (этимологически присутствующий и в русском слове «грешник»), промаха, отклонения от цели, от должного направления, от Пути. Итак, речь идёт о пути сбившихся с пути, о пути «беспутных», промахнувшихся мимо пути, совершивших огрех — грех. Мы вспоминаем слова Христа: «Широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими» (Мф. 7:13). А Учение Двенадцати Апостолов, или Дидахе, одни из древнейших памятников христианской литературы, открывается кратким, но очень весомым вступлением:

Два есть пути, путь жизни и путь смерти:
и велико различие между ними.

О ситуации вставшего на недолжный путь, направившего свой вектор воли неверно, святоотеческая экзегеза говорит так:

"И не стоит на пути грешных". Не сказано: "не приходил". Нет никого, кто не приходил бы на путь грешных: самый закон естества и смерти приводит нас туда. Сказано: "не стоит", сиречь, не остаётся. Стоит и остаётся тот, кто отягощён тяготою грехов.

② Вторая ступень зла. Итак, недолжный выбор сделан: уже нет иллюзии свободного движения между добром и злом с лёгкостью возврата от одного к другому. «Тягота грехов» — сумма внешних и внутренних последствий сделанного, которая сковывает грешного, прикрепляя к «пути грешных», не давая с него сойти. Это ли не конец? Что ещё осталось?

Очевидно, пока человек стоит, хотя бы там, где стоять не должно, в его осанке сохраняется хотя бы толика трудного напряжения (увы, пропадающего втуне на пути беспутства). В оборотах, связанных с метафорой «стояния» — «на том стою», «такова моя позиция» и проч., — может присутствовать гордыня, закоренелость, даже остервенелость, но ещё не слышится нотки цинизма. Воля направлена ложно, однако пока ещё остается волей. История предлагает нам в изобилии примеры подобного состояния — героические террористы, готовые на самопожертвование убийцы, смертельно серьёзные безбожники. Но долго так не простоишь.

③ Третья и последняя ступень зла в полном падении человека в гнусь и мерзость.
И потому последняя ступень зла, описываемая в заключительной части трёхчленной формулы, характеризуется новым сравнительно с предыдущими ступенями настроением покоя. Это поистине шедевр сатаны — адская пародия на благодатное успокоение, обретаемое в Боге. Недаром здесь в псалме 1 употреблён тот же самый глагол, который в зачине знаменитого псалма 90/91 передаёт безопасность и защищённость «под кровом Всевышнего». Как говорят наши современники — «расслабьтесь»: в определённый момент ад говорит то же самое своему адепту. Некуда больше ходить, ни к чему больше стоять. Кто созрел для последней ступени зла, оказывается в особой компании: это не просто противники дела Божия, как на первой ступени, не просто сбившиеся с пути беспутники, уверенные в своей правоте, как на второй ступени вниз, это уже циничные «насмешники», «кощунники» — lecim [лецим]. Их глумливая болтовня, их сумасшедший смешок, их расслабленное и расслабляющее суесловие — разве мы не видели, разве мы не насмотрелись до тошноты (на интернет-троллей, чекистов, цинично с ухмылкой убивающих, на партийных деятелей и мерзостных бандеровцев), как этот расслабленный цинизм приходит на смену более «серьёзным» и даже «героическим» стадиям зла? А на смену цинизму не приходит больше уже ничего. Ибо в нём выражает себя последнее, окончательное, безнадёжное растление. От него же (от циничного растления) да избавит Господь нас обоих: тебя, читающего, и меня, пишущего.

И с т о ч н и к и:

Библия, Псалтирь, псалом 1, Синодальный перевод на русский язык.
P. Kaplan. Meditation and the Bible. York Beache, Maine, 1978, p. 11
Ugaritic DRKT and biblical DERHK. «Theological Studies», 15, 1954. pp. 627-631.
The Book of Psalms, by A. A. Anderson. «New Century Bible Commen­tary», v. I. London. 1972, p. 58.
Книга Иова // Поэзия и проза Древнего Востока. — М., 1974. — С. 563—625.
Аверинцев С. C. Истоки и развитие раннехристианской литературы.
Аверинцев С. С. София-Логос. — Киев: Дух и Литера, 2000. — 912 с.
Аверинцев С. С. Связь времён. — Киев: Дух и Литера, 2005. — 448 с.